В мировоззрении практически всех народов существует культ дерева. Возникнув в глубочайшей древности, этот культ у многих народов продолжает существовать до настоящего времени. Появившиеся мировые религии не смогли вытеснить его и включили в свои рамки. Дерево можно назвать универсальным и уникальным явлением природы. Пожалуй, нет ни одного другого природного объекта, столь полно отвечающего потребностям человека. Дерево неразрывно связано с жизнеобеспечением его существования. Это неисчерпаемый источник, дающий нам пищу, жилье, тепло, различные орудия и утварь, строительные материалы, лекарственные ингредиенты и многое-многое другое. Кроме обеспечения жизнедеятельности человека дерево является наиболее полным и всеобъемлющим олицетворением мировоззренческих взглядов. Оно выступает в самых различных ипостасях: это и мировая ось, связывающая подземный, земной и небесный мир (Мировое дерево), и Древо жизни, дающее жизнь на земле, Родовое дерево (тотем рода), Древо знания, Обитель богов, олицетворение божества, вместилище духов, связующая нить человека с природой и т.д.

В зависимости от геоэкологических условий, у разных народов формировалось отношение к тому или иному виду дерева. У народов, живущих в одинаковых условиях, выбор дерева зависел от мировоззренческих взглядов, наделявших их теми или иными качествами и свойствами. Во многих случаях деревья выступают в качестве святых. По мнению В.Е. Борейко: «Дерево становится святым в силу признания выражаемых им возможностей…Способ применения дерева варьируется в зависимости от географии и конкретных потребностей (и изобретательности) местной человеческой культуры. Святые деревья также являются источником красоты, надежды, комфорта и вдохновения, подпитывания и исцеления ментальных, эмоциональных и духовных уровней нашей жизни. Они же – символы, жизни, изобилия, щедрости, постоянства, энергии и силы» [1]. Интересное мнение о том, почему деревья становятся «священными и сакральными» высказывает Мирчи Элиаде, цитируемый В.Е. Борейко. Он пишет: «Именно благодаря своей силе, мощи, действенности, иначе говоря, благодаря тому, что через дерево открывается некая сверхчеловеческая реальность (…), дерево становится священным (…). Дерево или растение, как таковое, никогда не бывает сакральным; оно обретает сакральность через причастность к высшей реальности, поскольку они означают эту высшую реальность» [2]. Следовательно, говоря о сакральности дерева, мы должны выявить «эту высшую реальность», с кем или чем оно связано. Но, похоже, что эти знания давно утрачены и забыты, в чем немалую роль сыграли все мировые религии.

В.Е. Борейко приводит более сорока видов различных деревьев, являющихся объектами поклонения у различных народов. Наиболее распространенными у европейцев были культы божеств, олицетворяемые дубом, березой, липой, ивой, тополем, рябиной, ясенем, сосной, кедром, черемухой и т.д. Из плодовых деревьев обожествлялись яблоня, вишня, и некоторые другие. Интересно, что, не смотря на то, что груша являлась объектом поклонения у многих народов, и даже была включена в христианскую религию, В.Е. Борейко, практически не упоминает о ней. В христианстве она олицетворяет мать-прародительницу Еву, «указывает на воплощение Христа, намекая о его любви ко всему человечеству» [3 ].

В дохристианский период у славян особенно почитались дуб, береза, липа, ива, тополь и др. Значительная роль отводилась яблоне, о которой часто упоминается в русских сказках. Груша была менее популярна, возможно, из-за своей двойственности. С одной стороны, оно «наделялось признаками чистоты и святости», а с другой «связывалось с нечистой силой» [4].

На Дону, в отличие от других регионов России, особого культа деревьев не отмечалось. Вероятно, это связано с тем, что казачество является пришлым населением этого края, и считается, что оно было уже полностью христианским. Однако, один момент поклонения дереву зафиксирован в казачьей истории. Он связан с введением Степаном Разиным обычая заключать брак, обходя вокруг ивы, о чем часто упоминается в работах по истории казачества. По мнению В.Е. Борейко: «На Руси считалось, что ива охраняет от злых духов, бед и несчастных случаев» [5]. В связи с этим, можно предположить, что ива играла роль охранительницы семьи, оберега брачных отношений. Других каких-то особых сведений о поклонении деревьям на Дону нет. В казачьем фольклоре есть упоминания о березе, дубах, яблонях, тополях, рябине, груше и т.д., но считается, что это результат принесенных традиций.

Однако можно утверждать, что на Дону имеется яркий пример культа дерева, существующий до настоящего времени.

Этот момент никогда не находил упоминания в каких-либо письменных источниках и, вероятно, вряд ли широко известен историкам.
Бывая в казачьих станицах и хуторах, можно заметить одну интересную деталь: очень часто рядом с домом растет груша-дичка, называемая в народе дичка или дуля. Это совершенно обычное для донской флоры дерево – груша обыкновенная (Pyrus communis). Представляет собой высокорослое, до 30 м дерево (иногда – кустарник), часто с покрытыми шипами вет­ками. Листья снизу слегка опушенные, по краю пильчатые. Белые или розовые цветки собраны в соцветие кисть. Плоды грушевидные или почти шаровидные. Разнообразные по величине и форме, зеле­ные, слегка красноватые. Мякоть плода иногда содержит каменистые клетки. Дикая груша характерна обильным плодоношением. По содержанию питательных веществ, занимает одно из первых мест среди фруктов. Отличается наиболее сильными целебными свойствами [6]. Плоды широко используются в кулинарии, как в свежем, так и в сушеном виде. Имеет высококачественную древесину, часто используемую как имитатор ценных пород.

Груша-дичка, или, как ее ласково называют, грушица, как правило, растет перед домом или за ним, она обычно самое близкое к дому дерево. Таким образом, дом оказывается в его тени или, можно сказать, под его сенью или эгидой. Чем может быть вызвана такая любовь и привязанность пусть замечательному, но все же относительно невзрачному дереву. Объяснить это вышеперечисленными качествами или особым пристрастием к вкусовым качествам мелких диких плодов и объявить вопреки истине их «превосходными и изумительно вкусными»? Это вряд ли убедительно. Подобное можно было бы допустить, если бы на Дону дичка являлась единственным представителем плодовых и была единственным видом фруктов. Но это ведь далеко не так, и при существующем здесь изобилии фруктов и их разнообразии, это пристрастие необъяснимо. Да и рядом, иногда буквально в трех-пяти метрах от дички растут действительно превосходные по вкусу и крупные культурные сорта груши. Подобное соседство груши и дома автор фиксировал на всем Дону, включая Хопер, и Северский Донец. Даже во дворе церкви можно встретить грушевое дерево. Встречается оно и во дворах частных домовладений г. Новочеркасска и даже Ростова. Грушевое дерево можно встретить и на месте бывших, давно заброшенных и забытых казачьих поселений. Возможно, что подобное явление имеется на Северном Кавказе, в старых станицах, основанных донскими казаками. Встречаются как довольно старые, так и сравнительно молодые деревья, которым не более 20-30 лет, т.е. можно говорить, что традиция посадки дички возле дома сохраняется. Правда, смысл взаимосвязи «груша – дом», похоже, давно утерян. А на вопрос: «Зачем она растет рядом с домом?», отвечают: «Деды посадили (или отец), ну и пусть растет». Можно было бы отнести ее сохранение за счет обычая на Руси, запрещающего рубить старые деревья, особенно плодовые. Д. Зеленин, ссылаясь на Г. Попова, пишет: «У русских иногда считалось грехом срубить всякое старое дерево» [7]. Но мы видим, что казаки постоянно обновляли свои сады, и, следовательно, этот обычай здесь не причем.

Один из информаторов был очевидцем, когда в его станице на р. Медведице новые хозяева (казаки), купившие дом, сажали возле него дичку. На его вопрос: «Зачем Вы это делаете?», последовал ответ: «Так надо!». Но, для чего и кому? Для лечебных целей? Иногда упоминают об «узваре/взваре» – напитке (компоте) из сушенных диких груш, но и он не в состоянии прояснить этот вопрос. И собрать, и насушить дичку для «узвара», как и для лечения, можно и в «дикой» природе. В донской флоре это обычное дерево и встречается довольно часто, так что нет особого смысла сажать ее из-за этого рядом с домом. В донских же поселениях с пришлым, «иногородним» населением, груша-дичка практически не встречается. Таким образом, грушу-дичку можно назвать индикатором присутствия именно казачьего, а не какого-то иного населения.

От кого же, когда и зачем донские казаки могли позаимствовать культ грушевого дерева, тем более «дички», и столь сильно привязаться к нему? Культ груши можно отметить у южных славян, считавших ее «святым деревом». Она почиталось у болгар, словаков, сербов. В Сербии, по легендам, груша, под которой молились, заменяла церковь. В Словакии ее сажали «возле придорожных крестов, часовен, посвященных Деве Марии». Считалось, что она может принести богатство и плодовитость, оберегает от злых духов, сохраняет здоровье. С другой стороны, груша связывалась с нечистой силой, под ней могли собираться по ночам ведьмы. Интересно отношение к груше на Украине: с одной стороны, она «является деревом антимира, деревом зла и бесплодия», а с другой, ее ветку втыкали в свадебный каравай и осыпали плодами жениха. А «когда невеста ехала к венцу, на всех перекрестках разбрасывали сушеные груши» [8]. Однако, связывать традиции южных славян и казаков, вероятно, не стоит, т.к. объяснить их влияние на Дон весьма затруднительно, да и обычая высаживать грушу перед домом у южных славян не было.

Не было такого обычая и у восточных славян. На Руси предпочтение отдавалось дубу, березе, иве, липе, тополю и многим другим, но не груше. Интересно, что в фундаментальной работе В.Е. Борейко «Лесной фольклор. Древа жизни и священные рощи» очень много говорится о культе различных деревьев у многих народов мира. Перечисляется значительное количество древесных пород, но о груше даже не упоминается [9]. Возможно, что это связано с двойственностью дерева, о чем уже говорилось выше.
Гораздо чаще свойства груши упоминают, говоря о колдовстве и мистике. В.С. Тормышев считает, что: «Груша используется практически во всех колдовских обрядах славян и под грушевым деревом любят танцевать ведьмы». Он дает и мистическую характеристику груше. По его мнению, ее «Плоды используются в любов­ных обрядах; при употреблении в пищу усиливают сексуальное возбуждение. Из груши получаются великолепные магические булавы. Используется также в приворотных зельях и эгильетах. Широко применяется тогда, когда нужно, чтобы мужчина не изменял жене. Также использование плодов в магии и чтобы женщина была верна мужу» [10].

У астрологов груша считается «символом изобилия, богатства, роскоши, удачливости, счастливого крепкого брака, но также и символом изнеженности». Она «связана с идеальной семьей, с идеальными союзами» [11]. Но вряд ли все упомянутые свойства груши могли способствовать возникновению у казаков традиции ее посадки около своего дома.

Для кочевников также характерен культ дерева. У них оно связано с мировым Древом, часто тесно ассоциировано с культом солнца и коня. Предпочтение отдавалось мощным, высоким или необычным (по форме) деревьям. Как правило, почитались отдельно растущие деревья разных пород. Для монголов (калмыков) это обычно «одинокое высокое дерево, выросшее на огромном степном пространстве» [12]. У тюркоязычных кочевых народов сакрализация дерева аналогична монгольским традициям. В общепринятом культе Неба и Земли, распространенном у тюркских народов, Древо является связующим звеном. У тюркоязычных народов Северного Кавказа к сакральным деревьям относились «береза, сосна, груша, тополь. Магической силой были наделены также рябина и боярышник» [13]. К ним можно добавить и дуб, поклонение которому зафиксировано у древних тюрков. Как пишет в своей докторской диссертации И. Маремшаова: «древние тюрки посвящали своему верховному божеству Тенгри дубы, строили капища, приносили в жертву коней, кровью которых поливали землю вокруг деревьев, а голову и шкуру вешали на сучья. По сообщениям средневековых авторов, недалеко от столицы гуннов на Северном Кавказе - Варачане стоял огромный дуб, представляющий материализацию идеи Тенгри» [14]. Она же упоминает и о сакральной роли яблони у киргизов. Возможно, что добавление в список священных деревьев груши у северокавказских тюркских народов связано с влиянием кавказских традиций. Особенно ярко проявляется культ груши, называемый «Раубазы», у балкарцев. Они называли грушу “Иман-терек”,
т. е. «дерево веры” [15]. Однако, ни у одного народа традиции высаживать возле своего дома дерево, а тем более, грушу, не зафиксировано.

Наиболее выражен культ груши у кавказских народов. Он существует практически у всех насельников Кавказа. Но, к сожалению, похоже, утрачены знания причин, по которым она обожествлялась. Так, например, у вайнахов, груша считается священным деревом, которое запрещено рубить. Срубивший грушевое дерево подлежал всяческому осуждению, позору и проклятию. Подобное деяние относилось к самым тяжким преступлениям и проступкам. В знак его позора могли даже сделать «карлаг», т.е. насыпать кучу камней, мусора и земли [16]. Так вайнахи отмечали место «совершения преступления или антиобщественный поступок: обидели вдову или сироту, убили путника, испортили дорогу, загрязнили водный источник, срубили грушевое дерево». Каждый проходящий должен был с проклятием бросить в кучу свой камень, как выражение своего презрения к преступнику [17]. Однако ответить, почему существует этот запрет, похоже, уже никто не может [18]. Один из информаторов автора данной статьи, ингуш по национальности, объяснял, что такое отношение к груше вызвано у них ее ролью в пищевом рационе. Плоды дикой груши сушат, а затем размалывают и добавляют в муку или другие продукты. Но груша выступает здесь как один из дополнительных ингредиентов, а не как основной продукт питания. Я считаю, что за подобные качества вряд ли стали бы сакрализировать дикую грушу и проклинать за ее рубку.

На мой взгляд, пристрастие казаков к груше можно объяснить несколько иными свойствами грушевого дерева, а не вкусовыми качествами его плодов. Я считаю, что для того, чтобы понять, почему груша-дичка является почти обязательным атрибутом казачьей усадьбы, следует обратиться к мировоззрению ближайших к Дону соседей – адыгов.

Пожалуй, у них можно найти самое яркое проявление культа груши среди северокавказских народов. Адыги считают грушу своим национальным деревом и пытаются возродить ее культ путем установления ежегодного праздника «Дня черкесской груши» [19]. Многие адыги говорят о груше как об «особо почитаемом, сакральном дереве черкесов». Однако, если судить по комментариям на адыгских сайтах Интернета по данному вопросу, получается, что «сакральность» сводится к вкусовым и кулинарным качествам ее плодов, или их роли в спасении от голода в тяжелые времена. Высказывается мнение и о том, что адыги, являясь одним из наиболее ранних народов, освоивших доместикацию диких растений, первыми ввели грушу в культуру. Один из информаторов, беседовавший с адыгом, сообщил, что тот, в ответ на вопрос о груше-дичке, ответил, что каждый адыг должен съесть за год несколько ее плодов, но, почему, он не знает. Однако, за такие, даже, действительно заслуживающие внимания свойства, деревья не сакрализируют, не делают их священными. Следовательно, причины сакрализации груши следует искать в другом аспекте, а именно в традиционном мировоззрении адыгов, в доисламском периоде адыгской истории. К сожалению, следует признать, что мировые религии, как правило, стирают и уничтожают традиционные религиозные представления народов, не совпадающие с их догматами. И можно признать, что ответственность за утрату как вайнахами, так и, похоже, адыгами, знаний о причинах обожествления груши, лежит на мусульманской религии, воспринятой этими народами. Попробуем отыскать ту «высшую реальность», которая и сделала сакральным деревом у адыгов грушу-дичку.

Рассматривая мировоззренческие взгляды адыгов на окружающий мир, имеются в виду древние религиозные представления, можно отметить, что главным и единственным Богом у них считался бог Тха (Тхьэ) или Великий Тха (Тхьэшхуэ). Тхашко являлся создателем всего окружающего мира и всего мироздания. Его дух рассеян «во всем Космосе» и он не имеет «видимой формы». Кроме него существуют «несколько низших существ, или святых, которым Великий Дух, Тха, предал власть над такими земными вещами, которые он считает слишком незначительными для его внушающего страх контроля» [20]. К ним относятся: «Тлиебсе – король, покровитель кузнецов, Плерс – бог огня, Мезитха – бог лесов, Зекутха – бог наездников и путешественников, Шибле – бог молнии», и многие другие [21, с. 374]. Но, у адыгов есть и особое божество, которое является посредником между людьми и Тха, его называют Сеозерес (Созыреш, Сэузырэщ).
Фредерик Д. де Монперэ пишет: «Сеосерес (адыгейское souzeref — пророк, посредник между богом и людьми) — большой любитель путешествий, и ему подчиняются ветры и воды; его особенно почитают шапсуги и натухаджи. Его образ — молодое грушевое дерево, срубленное в лесу, которое несут, обрубив ветки и оставив только суки, к себе домой для того, чтобы поклоняться ему, как божеству — покровителю стад» [22, с. 450].

То же самое сообщает и Э. Спенсер: «Самым могущественным среди этих святых является Сеозерес, у которого находятся в подчинении ветры и воды. Его почитают с особым почтением те, кто живет недалеко от берега моря; и также пастухи, так как Сеозерес – защитник стад мелкого и крупного скота. Его праздник отмечают жители каждой деревни или хутора в начале весны, когда его символ, высохшее грушевое дерево, украшают гирляндами цветов и различными другими украшениями, как майское дерево. Огромный творог или сыр прикрепляют к верхушке; и несколько свечей, по числу приглашенных гостей …держат здесь и там, над деревом. Так как чистоплотность считается добродетелью среди черкесов, символ святого прежде, чем украсить, очень заботливо моют в самой чистой весенней воде. Когда все готово, его торжественно вносят в дом одного из старейшин; и так как святой мыслится как великий мореплаватель и путешественник, его символ приветствует овациями вся компания, В его честь приносят в жертву животное и устраивают народную трапезу; и празднование, и веселье продолжается три дня со случайными просьбами к святому о защите их от злого глаза, который он, как предполагается, может отвратить. Праздник завершается раздачей гостям сыра, который суеверие наделяет свойством излечивать многочисленные болезни. Каждая черкесская семья сохраняет одно из этих священных деревьев в своих домах; святого, тем не менее, совсем не замечают до тех пор, пока его праздник снова не наступит» [23].

Э. Спенсеру, буквально слово в слово, вторит Тэбу де Мариньи: «…Ствол сухого грушевого дерева, на котором остаются только обрубки сучьев, олицетворяет его; в каждой семье есть этот ствол, который держат во дворе дома; никто не дотрагивается до него, кроме дня праздника в его честь, который бывает весной... Едят и пьют в течение трех дней, а в промежутках просят Сеозереса защитить от разрушений, приносимых водой и ветрами» [24, с. 304].

Почти теми же словами пишет об этом божестве и И. Бларамберг. «Сеозерес олицетворен в молодом грушевом деревце, которое черкесы вырубают в лесу и которое, после того как у него обрубают ветви таким образом, что остаются только одни сучья, приносят к себе в дом и почитают как божество. Оно есть почти в каждом доме; к осени, в день его праздника, его с большими церемониями вносят внутрь дома под шум различных инструментов и радостные крики обитателей дома, которые приветствуют его по случаю счастливого прибытия. Оно украшено маленькими свечами, а сверху насажена головка сыра; вокруг него пьют бузу, едят, поют, после чего с ним прощаются и переносят во двор, где оно проводит оставшуюся часть года, прислоненное к стене, без всяких признаков божественного почитания. Сеозерес - покровитель стад». [25, с. 374]. Там же, в примечаниях, говорится: «Сеозерес, или Сюзерес, был большим путешественником, которому подчинялись ветры и воды. Это божество – покровитель моряков, и он в особом почитании у тех, кто живет на побережье моря». Несколько иначе говорит Л.Я. Люлье: «Созерис считается божеством - покровителем хлебо­пашцев. Пришествия его горцы ожидают и празднуют его ежегодно в декабре, в одно время с нашим праздни­ком Рождества Христова. К этому времени вносится в дом сук о семи ветвях известного дерева, называемого гамшхут (груша? – М.К.); к ветвям прикрепляются свечи из желтого воска, пирожки и кусочки сыра» [26]. Интересна разница времени празднования; «начало весны, весной» - «к осени» - «декабрь», но, скорее правы Э. Спенсер и Т. де Мариньи, они более глубоко изучили религиозные взгляды черкесов/адыгов. Следует отметить, что Сеозерес единственное божество, которое имеет материальное воплощение в дереве, все остальные являются духами и бестелесны.

Интересно, в религиозных взглядах адыгов есть и более мелкие покровители отдельных стихий. Так, Л. Я. Люлье, упоминает Хепегуаш – «деву вод морских»; Псегуашаха – «деву вод речных»; морское божество Кодеса, которому в старину «молились перед рыбной ловлей, прося богатого улова». Он же говорит не только об основной функции бога Сеозереса – «покровительство хлебопашцев» и как защитника мореходов [26]. А Дж. А. Лонгворт, считал, что символом почитания Сеозереса являлся Т-образный крест, устанавливаемый в священных рощах. Он пишет: «Если Т-образный крест в черкесской традиции являлся символом именно Сеозереса, то становится понятно, почему именно такой формы кресты устанавливались по всему побережью от Анапы до Адлера» [28, с. 426]. Но, если Т-образный крест лишь возможный символ Сеозереса, то реальным его воплощением является все-таки грушевое дерево. Как мы видим, за покровительством высших сил можно было обратиться к божеству, конкретно отвечающему за то или иное природное явление или ситуацию. Но, таких было довольно много, а Сеозерес отвечал одновременно за большинство из них. Кроме того, Сеозерес покровительствовал и воинственной деятельности адыгов. Как пишет А.С. Марзей: «… Бог домашнего очага Созыреш (Сэузерэщ) у адыгов считался покровителем всадников, находящихся в походе и вообще всех путешественников» [29, с. 264]. Причем, имеется в виду не только конный поход, но и морской. Под походами следует понимать набеги, предпринимавшиеся адыгами для захвата добычи и пленных, а также для приобретения известности и славы. А ведь у всадников имелся и отдельный покровитель – Зекутха. Кроме того, были и особые покровители воинов во время сражений и оберегающие попавших в беду путников – это три сестры-богини Тхашерипх [30, с. 264]. Этих трех сестер упоминает и Э. Спенсер, говоря: «…эти божества также хранят воина в битве под своим спасительным крылом и охраняют путешественника…» [31]. Получается, что у адыгов имелось двойное покровительство божественных сил; можно было обратиться за помощью к «мелким» божествам, но лучше всего непосредственно к Сеозересу, который также покровительствовал почти во всех областях жизнедеятельности. Под «путешественниками» же следует понимать всех участников военных походов, ведь поход, по мнению А.С. Марзея «это процесс во времени и пространстве» [32]. Это покровительство, вероятно, касалось и тех, кто уходил в наемники. Таким образом, Сеозерес покровительствовал мореходам и рыболовам, воинам в пеших, конных и морских походах-набегах, хлебопашцам и всем земледельцам, скотоводам, путешествующим, отвечал за здоровье и оберегал от «сглаза», был покровителем домашнего очага и благополучия. Столь обширное покровительство, затрагивающее практически все сферы жизнедеятельности, и делало Сеозереса одним из основных персонажей в мировоззрении адыгов. Интересно, что Джеймс Д. Фрезер, в своей знаменитой работе «Золотая ветвь», говоря о культе поклонения адыгов груше, упоминает только о покровительстве ею скота. Он преподносит дерево как само божество, а не как воплощение в нем Сеозереса [33]. А, С.А. Токарев, наоборот, отмечает только, что: «Созереш - покровитель земледелия, бог плодородия;..», но не упоминает о груше [34]. Однако традиции высаживать грушу возле дома у адыгов, как и у других народов, также не существует.

Несомненно, что адыги/касоги обосновываясь на Дону в период Хазарского каганата, принесли сюда и культ Сеозереса. Но здесь, на Дону, культ претерпел некоторое изменение. Вероятно, это можно связать с тем, что в донской природе диких грушевых деревьев намного меньше, чем в лесах Кавказа, и ежегодная вырубка деревьев была слишком расточительна и нецелесообразна. Поэтому здесь стали просто сажать грушу-дичку возле своего жилья. Возможно, что это начали делать уже славяне, обеспечив себя, таким образом, постоянным покровительством божества. А возможно это объясняется церковной традицией, обязывающей иметь в каждом доме икону. Н. Арсеньев приводит наставление Сильвестрова Домостроя, где говорится: «В дому своем всякому христианину, во всякой храмине святые и честные образа, написаны на иконах, ставити на стенах, устроив благолепно место со всяким украшением…»[35]. Принципиальной разницы нет – получать собственную защиту от христианского святого или языческого божества. Это все равно, главное, они постоянно оберегают тебя и твой дом. К сожалению, неизвестно, существовали ли у казаков какие либо обряды, связанные с самим деревом или с Сеозересом. Возможно, что на ранних этапах формирования культа какие-то обряды существовали, но с усилением христианства они были утрачены и забыты.

Иногда старые забытые традиции или их следы, можно отыскать в фольклоре. Возможно, что и в казачьем фольклоре сохранились некоторые отголоски роли если не Сеозереса, то самого дерева. В казачьем фольклоре на Дону, Кубани и Тереке есть несколько вариантов песни «Грушица». В основном, это песни с упоминанием груши, иногда с уточнением, что она садовая, иногда она просто «кудрявая, кучерявая и величавая» [36]. Кубанская «Грушица», вероятно, вариант русской народной песни, в которой отсутствует один куплет [37, 38]. В терском варианте «Грушицы» говорится, что хотя груша «садовая», но под ней находится «светла светлица», т.е. – дом [39]. Не исключено, что первоначально эта песня была создана на Дону, ведь терское (гребенское) казачество было создано донскими казаками. Указания, что под грушецей стоит «светлица» имеются еще в нескольких песнях, относимых к «Старорусским и славянским национальным песням», причем некоторые относятся еще к концу XVIII века [40]. Но, учитывая двойственное отношение славян к груше, и полное отсутствие сведений о посадке груши рядом с домом, можно предположить, что песни были созданы на Дону или были оттуда принесены.

На Дону «Грушица» считается локальным вариантом, характерным для «верхнедонских станиц и хуторов» [41, с. 8]. В оригинальном варианте песня «Грушица» существовала на Дону еще в допетровские времена. Об этом бесспорно свидетельствует песня казаков-некрасовцев в исполнении Анастасии Никулушкиной [42]. Похоже, что единственной песней, косвенно указывающей на связь с Сеозересом, является «Грушица» в исполнении Анжелы Манукян и фольклорного ансамбля этно-электронного проекта «Волга» [43]. В самой песне говорится о колдовской силе и возможности груши. Девушка, при помощи сломанной темной ночью грушевой ветви, определенным действием окручивания и обхода, пытается наказать парня, навести «на милого сухоту». Здесь, несомненно, груша использована по славянскому представлению о ее колдовских свойствах. Но в припеве говорится: «От воды, до воды,/от беды, до беды,/ от сглазу. до глазу/ - отведу». Я считаю, что припев очень точно указывает на возможности груши, как воплощения Сеозереса, защитить человека от этих невзгод. Песня была записана А. Манукян со слов матери, проживавшей на Кубани в ст. Медведовской (Медвёдовской).1 Однако, вероятно, не следует считать эту песню традиционным казачьим кубанским фольклором, т.к. на Кубани распространен иной вариант «Грушицы». Современное население данной станицы можно считать новопришлым, т.к. ее коренное население, как и жители еще 11 кубанских станиц попавших на «Черную доску», были выселены практически полностью в 1932-33 гг. Все репрессированные станицы были вновь заселены «добросовестными колхозниками, работающими в условиях малоземелья и на неудобных землях в других краях» или «семьями красноармейцев из других районов СССР» [44]. Не исключено, что мать А. Манукян могла попасть сюда из Донского края, т.к. нигде более, подобная роль груши, не отмечается.

Встает вопрос, когда и каким образом у православных казаков мог закрепиться, пусть даже весьма могущественный, но все же, чужой языческий божественный символ?

Господству хазар в Северном Причерноморье и конкретно на Дону, положил конец поход киевского князя Святослава в 965 году. Скорее всего, именно здесь им были побеждены летописные «ясы и касоги»/адыги. С этого времени на Дону начинают фиксироваться славяне. Возможно и то, что первыми пришельцами на Дон были люди, не желающие принимать новую христианскую религию, порою огнем и мечом насаждаемую на Руси. Вероятнее всего, что именно такие беглецы и были жителями славянских поселений, археологически фиксируемых на Дону и в Приазовье [45, с.89].

Разгром каганата славянами не мог привести к полному исчезновению местного населения. Он могло численно уменьшиться за счет ухода на старую родину, но полностью покидать освоенные берега Дона не было причин. Для касогов, начиная с рубежа эры, это была земля их предков; они населяли заросшие байрачными лесами донские берега и балки, занимались мореходством и рыболовством, земледелием и скотоводством. Они не были конкурентами славянским пришельцам, земли и угодий хватало всем. Возможно, что славяне и касоги первоначально жили просто по соседству, присматриваясь друг к другу. Здесь славяне смогли близко познакомиться с образом жизни последних, их мировоззрением и социально-политической системой. Эта система, в глазах славян, была намного привлекательнее, чем своя. Зарождающиеся феодальные отношения не обещали основной массе крестьянского населения русских княжеств ничего хорошего, никаких перспектив, особенно для личностей с пассионарным складом характера. Адыгское общество, напротив, создавало такие перспективы и давало возможности для самореализации личности. Это в последствии могло стать основной причиной для ухода на Дон, в «касоги/казаки». Но, первыми пришельцами на донскую землю, скорее всего, могли быть противники принятия христианства. Можно предположить, что среди них было немало профессиональных воинов. Привыкшие сражаться под «знаменами» Перуна и Даждьбога, вероятно, многие не желали менять привычных богов на нового и чужого. Тем более, что воинское умение и храбрость высоко ценились у адыгов/касогов. Насаждение христианской религии на Руси начиналось с Киевских земель. Участники похода Святослава на хазар вполне могли знать, что в Хазарском каганате существовала удивительная для того времени веротерпимость, абсолютно не мешавшая уживаться представителям различных религиозных взглядов. Поэтому не желающие креститься язычники могли спокойно идти на Дон. Кстати, этот момент мог надолго закрепиться в народной памяти, что и послужило впоследствии причиной прихода на Дон значительной массы «старообрядцев». Дорога же на Дон шла, скорее всего, по течению Северского Донца. Достигнув Дона, пришельцы расходились вверх и вниз по его течению, расселяясь на территории так называемого Нижнего Дона, впоследствии став «низовыми». Когда началась христианизация более северных княжеств, что происходило несколько позднее, беглецы шли по течению самого Дона и оседали значительно выше первых. Это привело к тому, что низовые казаки стали считать себя старше. Но, в верховьях и среднем течении Дона, в его междуречье с Северским Донцом, было несколько иное население. Здесь доминировали аланы, и, вероятно, незначительно присутствовали представители финно-угорских племен – мадьяры/венгры. О существовании венгров на Дону свидетельствует монах-минорит Гильом Рубрук, глава особой дипломатической миссии отправленной французским королем Людовиком IX в Монголию в середине XIII в. [46, с. 117]. Сохранившийся гидроним левого притока Северского Донца – р. Калитва, безусловно, имеет финно-угорскую этимологию. Эти народы также участвовали в формировании ядра раннего казачества, что позволило им говорить, что они не только «от Черкес», но и других «Горских народов» [47, с.17]. Вероятно, эти народы передавали русским беглецам какие-то элементы своей этнокультуры, но они были полностью поглощены доминирующей касожской/адыгской культурой, или мы просто не в состоянии их выделить.

Появление в южнорусских степях новых кочевников – половцев, привело к уменьшению количества русского донского населения. Вероятно, большая часть ушла на Русь, как это сделали «беловежцы» в 1117 г.[48]. Но какая-то часть, несомненно, осталась, уйдя к касогам. Языком межнационального общения, скорее всего, был тюркский язык, который, будучи господствующим, наверняка выполнял эту роль и в Хазарском каганате. И первые интернациональные разбойничьи отряды «Русских, Венгров и Алан», о которых упоминал Рубрук, несомненно, говорили на татарском (тюркском) языке. На нем же общались и с касогами, т.к. сложность адыгского языка не позволяет использовать его в качестве международного. Возможно, что именно с этого времени в казачьем говоре появляются многочисленные тюркизмы и закрепляется тюркская топо- и гидронимика Подонья. Постепенно тюркский язык заменяется вначале на смесь тюркско-русского, а затем, по мере количественного увеличения русскоязычных пришельцев, на русско-тюркский, и, наконец, на русский язык с элементами тюркского. Смена тюркского языка русским, вероятно, завершается к середине XVI века. Данная схема смены языков дает возможность рассмотреть причины умалчивания о существовании казаков на Дону до 1549 года, т.е. до писем ногайского князя Юсуфа Ивану Грозному о бесчинствах казаков [49, с. 218 ]. До полного перехода на русский язык, население Дона, говорящее на тюркском («татарском») или смешанном языке, могло рассматриваться как свои – местные татарские разбойники и грабители. Бороться с ними приходилось самим татарам (ногайцам) и это явление не вызывало необходимости обращаться за помощью или жаловаться на их действия к другим, в данном случае – Москве. А раз они русские по языку, то и нести ответственность за их поступки должен русский царь.

Русские пришельцы, находясь в касожской/адыгской среде, перенимают всю совокупность адыгской культуры, т.е. прошли процесс полной аккультурации адыгами. Вероятно, этот процесс можно сравнить с институтом аталычества, где роль канов – воспитанников, играли русские, а затем и иные пришельцы, а аталыками - воспитателями-наставниками, были касоги/адыги. Таким образом, русские пришельцы, в значительной степени, изменяют свой славянский менталитет и приобретают новый – адыгский, и начинают самоидентифицировать себя как касоги, т.е. казаки [50]. Подобное явление происходит не только за счет глубокого усвоения духовной культуры и морально-нравственных ценностей, но и за счет заимствования материальной культуры и всего образа жизни. Причем происходит настолько полное заимствование, что за исключением языка, казачий образ жизни полностью идентичен адыгскому [51].

В результате, происходит восприятие и закрепление мировоззренческих взглядов адыгов и поклонение их святым. Таким образом, русские пришельцы принимают культ Сеозереса, воплощенного в грушевом дереве, и становятся его почитателями. Это, скорее всего, происходит в период христианизации Руси, когда было много противников новой веры и оставались сторонники старых религиозных взглядов – «язычества». Церковь всячески пыталась запретить языческие традиции у новокрещенных христиан. Ю. Кривошеев приводит одного из известных церковных деятелей XII в. Кирилла Туровского, который в одной из своих проповедей яростно восклицал: "Ужо бо не нарекутся Богом стихия, ни солнце, ни огнь, ни источници, ни деревеса!" [52]. Несомненно, что находилось значительное число людей, не желающих порывать с традиционным языческим мировоззрением, и они стремились уйти от церковного притеснения. Именно такие люди и могли глубоко воспринять чужое, тем более, столь значительное божество, как Сеозерес.
Если бы становление ядра казачества происходило позже начального периода христианизации, т.е. после принятия и укрепления христианства, то все перечисленные моменты вряд ли были бы восприняты и сохранялись до наших дней. Те беглецы с Руси, которые убегали уже от феодальных притеснений, были убежденными христианами, но, попадая в общество с устоявшимися здесь традициями, они были вынуждены их принимать, даже если таковые не соответствовали их религиозным убеждениям. Среди беглецов кроме крестьян и холопов, убегающих от усиливающегося феодального гнета, несомненно, имелись различные маргиналы и опальные представители других сословий, но все они, без сомнения, были уже истинными христианами и вряд ли восприняли бы почитание чужого языческого божества. Безусловно, что среди беглецов были и опальные церковнослужители.

Касоги/адыги, будучи христианами, могли передать пришельцам, будущим донским казакам, и свое отношение к христианским святым. Касоги, хотя и имели даже собственные епархии, были скорее формальными христианами, чем истинными поклонниками Христа, оставаясь верными почитателями своей собственной «языческой» религии. Однако, некоторые символы христианства были в большом почете и пользовались всеобщим уважением. Еще в 30-е годы XIII века венгерские католические миссионеры Юлиан и Рихард, отмечали, широкое распространение поклонения Кресту и его роли как «священного оберега», предохраняющего от нападения и воровства. Брат Рихард отмечал: «Кресту оказывают такое почтение, что бедные люди, местные или пришлые, кто не может иметь многочисленных спутников при себе, во всякое время безопасно ходят и среди христиан и среди язычников, если водрузят на копье со знаменем хоть какой-нибудь крест и будут нести, подняв кверху» [53, с. 31-32 ]. А брат Юлиан добавляет, что несущие такой крест «во всякое время могут идти безопасно» [54, с. 33]. Иоганн Гербер считал, что до середины XVII века «все черкесы были христианами греческого вероисповедания» [55, с. 154]. Однако, культ креста был очень широко и прочно распространен у адыгов/касогов, вплоть до середины XIX века. Подобное отношение к кресту отмечалось и в середине XIX века. Карл Кох в своем «Путешествии по России и в Кавказские земли» пишет: «Уважение перед святостью креста настолько широко распространено, что поэтому достаточно сделать из двух деревяшек крест, и поставить его, чтобы быть вполне уверенным, что с этого места никто ничего не унесет» [56, с. 626 ]. Это подтверждает и И.Ф. Бларамберг утверждая, что если оставить без присмотра «груженые арбы» или другой груз и их некому сторожить, то достаточно укрепить на повозках крест чтобы быть «в твердом убеждении, что их никто не посмеет тронуть и что их имущество, таким образом, становится неприкосновенным» [57, с. 373].

Основным почитаемым христианским святым у адыгов считалась Пресвятая Дева Мария (Мэриам), память о которой закрепилась в названии дня недели – пятницы, и в честь которой имеется свой праздник – «Мэрем» или «Мэрейм», который празднуется «обычно в начале октября» [58, с. 626-627; 59, с. 352]. А К. Пейсонель говорит, что в Черкесии есть «замечательное дерево, называемое Панагия-сан (Panagiasan) и почитаемое в честь «святой девы» - «матери нашего господа» [60, с. 201].

Возможно, что закрепление почитания Марии и привело к тому, что основным христианским церковным праздником донских казаков стал Праздник Покрова Пресвятой Богородицы, а не какого-нибудь воинского святого. Почитание именно Богородицы весьма озадачивает комментатора трудов А.И. Ригельмана Б.Н. Проценко. Он пишет: «Это тем более удивительно, что речь идет о воинском сословии (казаках – М.К.), сведущим и в мореходном деле, которому уместно было бы более чтить, скажем, Георгия Победоносца или святого Николая, известных покровителей воинов и мореходов, в то время как Богородица у восточных славян была связана с земледелием» [61, с. 205]. От адыгов, вероятнее всего, воспринимается и отношение к христианским священнослужителям, которые священника (шогена) и дьяка (кардана) выбирали на Кругу (Хасэ) из своей среды. Это право выборности священников отстаивалось затем казаками вплоть до середины XIX века.

Говоря о христианстве у адыгов, затронем вопрос о языке богослужения. Несомненно, что христианизация адыгов/касогов происходила под руководством византийских миссионеров, основу которых составляли греки. На греческом языке проводились и все богослужения. Уже упоминаемые венгерские миссионеры Рихард и Юлиан, поситив Сихию (Зихию) отмечали, что их «князь и народ называют себя христианами, имеющими книги и священников греческих» (Юлиан) [62, с. 33]. То же повторяет и Рихард: их «вождь и народ называют себя христианами, имея греческое писание и греческих священников» [63, с. 31]. Позже Дж. Интериано отмечал, что адыги «исповедуют христианскую религию и имеют священников по греческому обряду… Священники у них служат по-своему, [употребляя] греческие слова и начертания, не понимая их смысла» [64, с. 47]. Падение Византии и прекращение контактов с греческой церковью должны были негативно сказаться и на качестве богослужения. Заученные на греческом языке молитвы и тексты Священного писания без подкрепления греческими наставниками должны были забываться и утрачиваться. Казалось бы, все правильно, но Сигизмунд Герберштейн, говоря о черкесах, пишет, что «черкесы (Cirkassi) или цики (Ciki)», (вероятно, Зихи – М.К.), «…христиане (живут по своим законам), согласны с греками в вере и обрядах и совершают богослужение на славянском языке, который у них в употреблении» [65, с. 181]. Эти сведения ему сообщили русские информаторы. Соответствовало ли это действительности, или это просто выдумка информаторов, сказать трудно, т.к. подобные сведения никем не подтверждаются. Если подобное допустить, то, вероятнее всего, это было такое же заучивание молитв и текстов, как и на греческом языке. Подобное, в силу ослабления контактов с греческой церковью, могло произойти и на Дону, и на Тамани, и на Руси. Однако, эта фраза Герберштейна повлекла за собой, на мой взгляд, несколько странную гипотезу, что некоторые адыгские племена были славянами. Известный донской историк Е.П. Савельев, опираясь на него и на записки «ученого миссионера времен царя Алексея Михайловича, родом кроата (хорвата – М.К.)» Крижанича, указывает, что последний «в оставленных им записках ясно говорит, что черкесы - славянского племени и исповедуют христианскую веру» [66, с. 28]. Поддерживал это, мягко говоря, нелепое предположение о славянском происхождении адыгских племен, и сам Савельев. Говоря об адыгском племени Жанэ, он писал: «Собственно это были не черкесы, а кубанские «черкасы», древнее и сильное славянское племя» [67, с. 26 ]. Вероятно, к подобному заблуждению о том, что «Кубанские Черкасы – славяне», Савельева привело не совсем верное понимание С. Герберштейна и доверчивость к мнению «ученого миссионера». «Богослужение на славянском языке и христианская вера», ни в коем случае, не говорят об этнической принадлежности. Ведь никто не додумался объявить адыгов греками, хотя со времени Дж. Интериано известно, что они проводили богослужение на греческом языке. Подобная гипотеза о славянстве адыгов, способна вызвать вполне законное недоумение последних.

Позже, за счет постоянного притока русского населения, происходит вначале частичная, а затем и полная ассимиляция касогов/адыгов уже, в основном, в русской среде. Но роль и участие касогов/адыгов/черкесов в формировании казачества сохранилась в народной памяти казаков. Это и давало право казакам говорить, что они «от Черкес и Горских народов взялися» [68, с. 17 ].

Косвенное доказательство пребывания адыгов на Дону, возможно, имеется в сообщении С. Герберштейна. В своих «Записках о Московии» описывая Дон в районе устья Северского Донца, он, ссылаясь на информаторов, пишет: «Они (информаторы – М.К.) не могут нахвалиться на эту реку за исключительное обилие в ней самых лучших рыб, а также за приятность ее берегов, которые оба, будто они с особым усердием возделаны наподобие сада, усеяны различными травами и весьма сладкими кореньями, а сверх того множеством разнообразных плодовых деревьев» [69, с. 137].

Вряд ли подобный восторг могли вызвать обычные дикорастущие фрукты, встречающиеся во всех донских лесах. Вероятнее всего, что информаторы действительно видели остатки старых раннесредневековых садов, или так называемых «лесо-садов», создание которых было широко распространено у адыгов [70]. Подобные «лесосады» создавались путем прививок культурных плодовых сортов, в основном, груши, яблок и абрикос, к дикорастущим в лесах родственным породам. Единственным народом рационально и гармонично связывающим свои потребности в сельхозпродуктах и природу, способным вызвать восхищение окружающим ландшафтом, были адыги. [71; 72; 73]. Кстати, именно в хуторах этого района (хут. Крымский, Виноградный, Каныгин, Ещеуловский и др.), почти возле каждого дома растет груша-дичка.

На основании всего вышеизложенного, можно сделать следующие выводы:
- Дон является территорией возникновения уникального и оригинального культа дерева груши-дички, вероятно, являющегося следами поклонения адыгскому языческому божеству Сеозересу и остается единственным местом его существования, прекрасно уживаясь с христианской религией;
- культ Сеозереса, защитника и покровителя человека практически во всех сферах жизнедеятельности, и воплощенного в дереве груши-дички, заимствован пришлым русским населением – казаками, вероятнее всего, от касогов/адыгов, и сохраняется до наших дней;
- адыгский вариант культа поклонения Сеозересу претерпел на Дону значительные изменения и превратился в традицию высаживать перед домом дерево груши-дички;
- возникновение культа относится к первоначальному этапу формирования ядра донского казачества и приходится на дохристианский период, вероятно, конец X- XIII вв.

Примечания:

1. Борейко В.Е. Лесной фольклор. Древа жизни и священные рощи./ URL: http://lib.rus.ec/b/201970/read
2. Там же;
3. Тормышев В.С. Грушевое дерево. // URL: http://world.lib.ru/t/tormyshow_w_s/grushewoederewo.shtml
4. Энциклопедия символики и геральдики.// URL: http://www.symbolarium.ru/index.php/
5. Борейко В.Е., Указ. соч.
6. Груша обыкновенная. //URL: http://immunitet.eto-ya.com/2011/01/21/grusha/
7. Зеленин Д. Тотемический культ деревьев у русских и у белорусов.// URL: http://svitk.ru/004_book_book/14b/3163_zelenin-totemiheskiy_kult_derevev.php
8. Энциклопедия символики и геральдики., Указ. соч.
9. Борейко В.Е., Указ. соч.
10. Тормышев В.С., Указ. соч.
11. Зодиак Козерог.// zurvia.uа URL: http://www.zurvia.ua/bottom_zodiac/kozerog/calendar_chracteristics/lunar/lunnyj_mesjac/4192.html
12. Санчиров В.П. К изучению топонимики ойратов и калмыков (XVII-XVIII вв.).// URL: http://www.nivestnik.ru/2011_3/12_sanchirov_7.shtml
13. Маремшаова И И. Эволюция этнического сознания карачаево-балкарского народа./Док. дисс. – Махачкала: 2002 // URL: http://www.balkaria.info/library/m/maremshaova/es.htm
14. Там же;
15. Танец «Раубазы».// URL:http://karachays.com/index/0-277
16. Ахмадов М. Взаимосвязь чеченской народной культуры с природой и трудовой деятельностью. / Чеченская традиционная культура и этика:- Грозный, 2006  // URL: http://www.portal-credo.ru/site/index.php?act=lib&id=2169
17. Обычаи и праздники вайнахов. // URL:http://groztrk.ru/obichai-i-traditsii/obichai-i-prazdniki-vaynahov
18. Каменная летопись страны вайнахов./Памятники архитектуры и искусства Чечни и Ингушетии: Сост. М. А. Азиев, Д.Ю. Чахкиев /М., «Русская книга»,1994 // URL: http://ru.scribd.com/doc/149329899
19. Адыгея готовится отпраздновать «День черкесской груши». // URL:
http://www.elot.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=3394&Itemid=1
20. Спенсер Э. Путешествия в Черкесию. Письмо 27. // URL: adigasite.com/archives/1901
21. Бларамберг И. Ф. Историческое, топографическое, статистическое, этнографическое и военное описание Кавказа.//Адыги, балкарцы и карачаевцы в известиях европейских авторов XIII – XIX вв. (АБКИЕА) - Нальчик: Эльбрус, 1974
22. Монпере Фр. Д. де. Путешествие по Кавказу, к черкесам и абхазцам, в Колхидию, Грузию, Армению и в Крым.// АБКИЕА
23. Спенсер Э. Указ соч.
24. Мариньи Т. де. Поездки в Черкесию.// Мир Черкесии. – Нальчик: изд-во «Эль-Фа», 2006
25. Бларамберг И. Указ соч.
26. Люлье Л.Я. Верования, религиозные обряды и предрассудки у черкес // URL:http://apsnyteka.org/418-liulie_izbrannye_raboty.html
27. Там же;
28. Лонгворт Дж.А. Год среди черкесов / Пер. с англ. В. М. Аталикова. - Нальчик: "Эль-Фа", 2002.
29. Марзей А.С. Черкесское наездничество – «ЗекIуэ». - Нальчик: Изд. Центр «Эль-Фа», 2004.
30. Там же
31. Спенсер Э. Указ. соч.
32. Марзей А.С., Указ. .соч., с. 30
33. Фрезер Дж. Д. Золотая ветвь.// URL: http://astrovic.ru/lib/frazer/chapter09.html
34.Токарев С. А. Религия в истории народов мира. - М., 1964 // URL: http://religion.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000008/st012.shtml
35. Арсеньев Н. О духовной и религиозной традиции русской семьи.// URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Article/Ars_DhRel.php
36. Различные варианты «Грушицы»// URL: http://muzofun.net/tune
37. Кубанская «Грушица»// / Нива Кубани./ URL: http://nivushka.ru/rubriki/pesni-dlja-dushi-20080/
38. Русская народная песня «Грушица»// URL: http://www.midi.ru/song/152561/
39. Терская песня «Грушица»// URL: http://bratinafolk.com/Ti_grushica,_grushica_moya.php
40. Старо русские и славянские национальные песни // URL: http://www.folkmusic.ru/songsold.php?id=3610
41. Казачий Дон: Пять веков воинской славы// URL: http://thelib.ru/books/avtorov_kollektiv/kazachiy_don_pyat_vekov_voinskoy_slavy-read-8.html
42. «Грушица». Песня казаков-некрасовцев. Исп. А. Никулушкина // URL: http://get-tune.net
43. Песня «Грушица». Исп. А. Манукян. /Альбом «Три поля» /Проект «Волга».// URL: http://sketismusic.ru/index/other/12
44. Постановление Северо-Кавказского краевого комитета ВКП(б) от 4 ноября 1932 г.- Черные доски. // URL: http://ru.wikipedia.org/wiki
45. Прокофьев Р.В. Древнерусские поселения Северо-Восточного Приазовья.//Проблемы археологии Юго-Восточной Европы (тезисы докладов VII Донской археологической конференции).- Ростов н/Д: 1998.
46. Рубрук Г. де. Путешествие в восточные страны.//Путешествия в Восточные страны Плано Карпини и Рубрука. - М.: 1957
47. Ригельман А.И. История о донских казаках. – Ростов н/Д: Кн. изд-во, 1992
48. Повесть временных лет./ Древнерусская литература. Пер. Д.С. Лихачева., Ч. 4: // URL: http://www.old-russian.chat.ru/01povest.htm
49. Савельев Е.П. Средняя история казачества. Ч. II - Репринт -1916 г. - Ростов н/Д: Изд-во «Памятники Отечества», 1990
50. Крайсветный М.И. К вопросу об этимологии термина «казак».// Казачество России: прошлое и настоящее/ Сб. науч. статей, вып. 2. - Ростов-на-Дону: Изд-во ЮНЦ РАН, 2008
51. Крайсветный М.И. Начальный этап становления казачества.// Полиэтничный макрорегион: язык, культура, политика, экономика /Тезисы док-в Всероссийской научной конференции (9-10 октября 2008 г., г. Ростов-на-Дону) / Отв. ред. акад. Г.Г. Матишов. — Ростов-на-Дону: Изд-во ЮНЦ РАН, 2008.
52. Кривошеев Ю. Религия восточных славян накануне крещения Руси. // URL: http://old-ru.ru/articles/art_12.htm 
53. О существовании Великой Венгрии, обнаруженной братом Рихардом во время господина Папы Григория Девятого / АБКИЕА
54. Рассказ доминиканца Юлиана // АБКИЕА
55. Гербер И.-Г. Записки о находящихся на западном берегу Каспийского моря, между Астраханью и рекою Кура, народах и землях и об их состоянии в 1728 году.// АБКИЕА
56. Кох К. Путешествие по России и в Кавказские земли./ АБКИЕА
57. Бларамберг И.Ф., Указ. соч.
58. Кох К., Указ. соч.
59. Бесс Ж..-Ш. де. Путешествие в Крым, на Кавказ, в Грузию, Армению, Малую Азию и в Константинополь в 1829 и 1830 гг. / АБКИЕА
60. Пейсонель К. Трактат о торговле на Черном море./ АБКИЕА
61. Ригельман А.И. История о донских казаках. - Ростов н/Д: Рост. кн. изд., 1992
62. Брат Юлиан., Указ. соч.
63. Брат Рихард., Указ соч.
64. Интериано Дж. Быт и страна Зихов, именуемых черкесами. Достопримечательное повествование./ АБКИЕА
65. Герберштейн С. Записки о Московии. – М.: Изд-во МГУ, 1988
66. Савельев Е.П. Древняя история казачества. Ч. I - Репринт -1915 г. - Ростов н/Д: Изд-во «Памятники Отечества», 1990
67. Там же;
68. Ригельман А.И., Указ. соч.
69. Герберштейн С., Указ. соч.
70. Хотко С. Система жизнеобеспечения Черкесии. XVIII – первая половина XIX в. // URL: http://www.aheku.org/articles/russian/hist/1593
71. Монпере Фр. Д. де., Указ. соч.
72. Спенсер Э., Указ. соч.
73. Гарданов В. К. Земледелие у адыгов в XVIII —первой половине XIX века.// URL: http://journal.iea.ras.ru/archive/1960s/1965/Gardanov_1965_4.pdf

2014 © М.И. Крайсветный

Опубликовано на портале с разрешения автора